Как японцы создали рынок искусственной еды на $150 млн — Секрет фирмы

Невозможно с точностью сказать, когда в Японию пришла эта мода — Курокава предполагает, что это случилось в начале эпохи Сёва, в 1920-е годы, когда в меню ресторанов по всей стране стали появляться западные блюда. Никто не знал, из чего они состоят, сколько весят, с чем их сочетать и как вообще всё это выглядит. Есть и ещё одна теория: журналист Ясунобу Носа в своей книге «Японцы едят глазами» выдвинул версию об особенности японской культуры — сначала «пробовать» продукт визуально и только потом есть.

Как делают искусственные блюда и продукты

Чтобы сделать муляж, нужно взять настоящий продукт, например кусок бифштекса, и окунуть его в силикон для создания пустой формочки. Потом в формочку наливают жидкий пластик и ждут, пока он затвердеет. Заключительный этап — расписывание предмета. «Окраска — самый важный шаг, — утверждает директор по производству Iwasaki Be-I Йоити Симидзу. — Финальный штрих, который часто используют для приукрашивания товаров, — глазурирование».

Производители пытаются в деталях повторить каждое блюдо. Обычно пластиковые лапша и рис массово производятся на заводах, а более сложные элементы тщательно обрабатываются вручную. «Внешний вид даже такого простого блюда, как чаша рамен, отличается в разных магазинах, — объясняет Курокава. — Каждый раз мы запрашиваем у клиентов их продукты, поэтому каждая пластиковая копия уникальна». В некоторых случаях отдельно производятся даже зёрна риса. Мастер компании Maizuru Sample Goods Этсуи Исозаки рассказывал: цвета и детали должны проработаны так, чтобы посетитель ресторана понимал, холодным должно быть блюдо или горячим. Например, ломтики обжаренной в масле капусты не изготавливают из монолитного куска пластика. Каждый ломтик делают отдельно и придают ему индивидуальную форму и размер.

Сложнее всего делать сырую еду. Воссоздать приготовленное на гриле филе рыбы или сашими можно за несколько часов, а свежую рыбу придётся делать от десяти дней до двух недель. Иногда ненастоящие продукты питания проходят те же этапы обработки, что и реальные. Реплика хрустящего внешнего слоя креветки в темпуре, например, создаётся с использованием масла, а муляж лапши для национального блюда соба делают, смешивая особый порошок с водой, а затем прогоняя полученную массу через машинку для резки лапши.

Сколько стоит пластиковая лапша

Из-за ручного труда пластиковая еда стоит довольно дорого — муляж целого блюда может обойтись в $300, то есть примерно в десять раз дороже своих съедобных аналогов.

9 главных понятий, помогающих постичь японскую культуру • Arzamas

Очарование вещей, печаль одиночества, приглушенность на грани исчезновения красок и звуков, следы времени, вечное в текущем, сломанная ветка и другие красивые метафоры, которыми еле-еле можно объяснить непереводимые японские слова

Автор Елена Дьяконова

Предуведомление. Точных определений рассмотренных ниже понятий не существует, они, как и другие представления, возникшие в Японии в Средневековье, расплывчаты, плохо формулируются, но ясно ощущаются. Перевести их одним словом невозможно. Европейское сознание требует ясной логики, четких формулировок, а японское скорее погружает свои понятия в тень, относится к ним более потаенно, интимно. Отсюда множество интерпретаций, с одной стороны, с другой — отсутствие каких бы то ни было пояснений, кроме метафорически-загадочных.

Кацусика Хокусай. 1830–1850 годы © The Library of Congress

物の哀れ　

Моно-но аварэ — буквально «очарование вещей». Понятие, пронизавшее всю историю классической словесности, сложилось к Х веку. Хорошо восстанавливается из синхронных средневековых текстов: прозы, стихов, эссе. Понятие «вещи» нужно в данном случае толковать расширительно: вещи — это не только предметы этого мира, но и чувства людей, и сами люди. Аварэ — «печальное очарование», возникающее при взгляде на «вещи мира», главное свойство которых — бренность и изменчивость. Печальное очарование вещей связано во многом с осознанием бренности, мимолетности жизни, с ее ненадежной, временной природой. Если бы жизнь не была так мимолетна, то в ней не было бы очарования — так написала в ХI веке знаменитая писательница. Моно-но аварэ связано еще и с необычайной чувствитель­ностью, которая культивировалась в классическую эпоху Хэйан (IХ–ХII века), умением улавливать тончайшие токи жизни. Одна поэтесса писала, что слышит шуршание крови, бегущей по ее жилам, слышит, как опадают лепестки сакуры. Аварэ означало возглас, передаваемый междометием «ах!», затем приобрело значение «очарование». Другие авторы считают аварэ ритуальным возгласом: «аварэ!» — так вскрикивали в важнейшие моменты действ и представлений древней религии синто.

Кацусика Хокусай. Игроки. 1830–1850 годы © The Library of Congress

無常

Мудзё — «эфемерность», «бренность», «изменчивость». Понятие, сложившееся в раннее Средневековье под влиянием буддизма, особенное состояние души, когда человек остро ощущает быстротечность времени, хрупкость и изменчивость каждого момента бытия. Мгновение переживается как что-то ускользающее из рук. Время уносит людей, чувства, разрушает дворцы и хижины, изменяет очертания морского берега — эта мысль не нова, новое — в отношении японцев к течению времени как к чему-то переживаемому трагически. Эфемерность, бренность становится одной из главных категорий японской культуры на многие столетия, категория эта меняется — в ХVII веке она принимает форму укиё, «плывущего мира», художники гравюры, которые этот мир изображали, свои произведения называли картинами плывущего мира. В ХVIII–ХIХ веках возникают литературные жанры — «повествования о плывущем мире». Бренность в это время воспринимается уже не так трагически, над ней подсмеиваются, один крупный писатель этого времени заметил: «Да, мы все уплываем, но весело, как тыква, подпрыгивающая на волнах».

Кацусика Хокусай. Цветок и бутон. 1830–1850 годы © The Library of Congress

寂び侘び

Саби/ваби. Саби — понятие средневековой эстетики, может быть описано как «печаль одиночества», «бедность», «пресность», «слабость», «безмятежность», «тень», «приглушенность на грани исчезновения красок и звуков», «отрешенность». Все эти определения приблизительно описывают круг значений, но не раскрывают его полностью. Слово это встречается еще в VIII веке в первой поэтической антологии японцев «Собрание мириад листьев» («Манъёсю»). Поэт Фудзивара-но Тосинари в ХII веке уже использовал это слово. В одном его пятистишии-танка есть образ: «замерзший чахлый тростник на морском берегу», который считается ранним воплощением саби. Однако эстетика саби в ее нынешнем виде создана была в ХVII веке поэтом хайку Мацуо Басё и его учениками. Так и хочется написать, что они сформулировали принципы этой эстетики, но это не так — скорее они умели навеять ощущение одиночества, печали, отрешенности от мирской суеты в духе философии дзен-буддизма.

Оказала влияние и философия отшельничества, удаления от мира, одинокой аскетичной жизни в горах, бедной, но внутренне сосредоточенной, — но и эта внятная философия не все объясняет. Ничего определенного сказано или записано не было — в этом и состоит загадка поэтики саби/ваби. Когда у поэта Мацуо Басё спросили, что такое саби, он ответил, что представляет себе старого человека, надевающего парадные одежды, чтобы отправиться во дворец. Басё никогда не давал четких определений, он изъяснялся метафорически, роняя загадочные фразы, полные скрытых смыслов, которые затем его ученики интерпретировали. Саби трудно уловить, в него нельзя ткнуть пальцем, оно скорее разлито в воздухе. Саби иногда описывается как «красота древности». Ваби — это другая сторона саби; для его описания можно выбрать слово «опрощение». Если нанизывать определения, то подойдут слова «бедность», «скромность», «скудость» (в том числе и скудость слов для изображения чего-либо), «пресность», «одиночество странника в пути», «тишина, в которой слышны редкие звуки — капли, падающие в чан с водой». Отсутствие пафоса, сознательный примитивизм — это тоже ваби. Отчасти определения ваби совпадают с определением саби, — с другой стороны, это разные вещи, эти понятия двоятся. В чайной церемонии, например, саби отчасти воплощено в понятии нарэ — «патина», «следы времени».

Кацусика Хокусай. Чашка. 1830–1850 годы © The Library of Congress

Аудио!

Курс «Культура Япо­нии в пяти предметах»

О том, какое отношение понятие «ваби» имеет к чайной церемонии, почему японский меч — не меч и как ширма спасает от злых духов

慣れ

Нарэ — «патина», «следы времени». В рамках эстетики нарэ ценится, например, камень нефрит, в глубине которого содержится легкая муть, густой тусклый блеск, «как будто в глубине его застыл кусок старинного воздуха», как писал один знаменитый писатель. В этой системе координат прозрачность хрусталя не ценится: ясность, блеск не располагают к мечтательности. Японская бумага, которую делают ручным способом в деревнях, также не блестит, ее рыхлая поверхность мягко поглощает лучи света, «подобно пушистой поверхности рыхлого снега». Налет древности, патина, темнота сгустившегося времени воплощены в темной — черной и темно-красной — лаковой посуде. Ценится то, что «имеет глубинную тень, а не поверхностную ясность». Нарэ — легкая засаленность вещей: посуды, мебели, одежды — происходит оттого, что ее часто трогают руками и от них остается слабый налет жира, который, впитываясь, создает особую теплоту, мутность. Тусклый глянец посуды, мутный темный цвет японского мармелада ёкан, воспетый чудесным писателем Нацумэ Сосэки в его воспоминаниях о детстве «Изголовье из травы», в полутемных помещениях японских ресторанов навевают именно то ощущение наслоений темноты, которого и добивается искусный художник.

Кацусика Хокусай. Бамбук. 1830–1850 годы © The Library of Congress

幽玄

Югэн — «скрытая красота», «таинственная красота». Самое загадочное понятие японской эстетики, трудно поддающееся расшифровке. Известно, что слово это пришло из китайских философских сочинений, где означало «глубокий», «неясный», «таинственный». Югэн часто понимается как внерациональное постижение печальной красоты мира и человеческих чувств. В поэзии пятистиший-танка словом «югэн» описывался глубинный смысл стихотворения, о котором следует догадываться, при прочтении текст почти не дает разгадок. Поэт ХIII века Фудзивара-но Тэйка в своем учении предлагает буддийскую категорию сатори — «озарение» для постижения скрытой красоты, озарение достигается высочайшей концентрацией духа, это внезапное интуитивное постижение сути вещей. Югэн — это то, что скрыто под словами, то, что, например, актер театра но  Но (с яп. «мастерство, умение, талант») — один из видов японского драматического театра. может извлечь из текста пьесы. Дзэами, создатель театра но, унаследовал это слово от поэтов, он писал, что «югэн — это тонкие тени бамбука на бамбуке». Дзэами в знаменитом трактате «Заметки о цветке стиля» (ХV век), сложнейшем сочинении о театре, где раскрываются тайны актерского искусства, писал, что, например, «снег в серебряной чашке» — это цветок спокойствия, тишины, умиротворенности, игра актера может раскрыть этот цветок, который в обычном состоянии не виден. Скрытая, труднодостижимая красота ценится в рамках эстетики югэн больше, чем красота очевидная, открытая, смелая.

Кацусика Хокусай. Кошка, чистящая когти. Около 1850 года © The Library of Congress

不易流行

Фуэки-рюко — «вечное — текущее» или «вечное в текущем». В поэзии трехстиший-хайку фуэки-рюко — это ощущение постоянства и незыблемости вечного в непрерывно меняющемся мире, это и незыблемость поэтической традиции, неразрывно связанной с изменчивостью форм, это глубокое осознание того, что вечное слито с текущим. Всеобщий, «космический» план соотносит стихотворение с миром природы, с круговращением времен года в самом широком смысле. Есть еще один план в стихотворении — конкретный, предметный, осязаемый мир четко обрисованных, а точнее, названных вещей. Поэт Такахама Кёси в ХХ веке писал: «В поэзии нет места лишним словам о предметах и явлениях, они привлекают человеческие сердца простыми звуками». Отличия «вечного» и «текучего» порой выявляются не сразу. Оба элемента не должны автоматически вытекать один из другого, иначе между ними не будет напряжения. В то же время «они не должны быть совершенно независимыми; перекликаясь друг с другом, они должны порождать одинаковые обертоны, ассоциации». Единство этих двух начал и составляет смысл стихотворения.

Кацусика Хокусай. Белка-летяга. Около 1850 года © Ronin Gallery

栞

Сиори — некогда это слово означало «сломанную ветку», то есть знак, указывающий путь в лесу, затем «закладку в книге», есть и буквальное значение «гибкость». Cиори — состояние духовной сосредоточенности, необходимое для постижения глубинного смысла явлений. Ученик Басё поэт Кёрай писал, что сиори следует понимать как «сострадание», «печаль», «жалость», вместе с тем оно не выражается ни содержанием стихотворения, ни словами, ни приемами, чувство сиори не может быть передано обычным образом, а заключено в подтексте (ёдзё), который раскрывается через ассоциации. «Это то, о чем трудно сказать словами и написать кистью» — слова Кёрая.

Кацусика Хокусай. Огурец и баклажан. 1830–1850 годы  © The Library of Congress

渋み

Сибуми — тип и ощущение красоты, возникшее в ХIV веке, ассоциируется с вязким терпким вкусом хурмы. Когда говорят о сибуми, вспоминают также горьковатый вкус зеленого чая. Сибуми трудно для осмысления, это ощущение просто приходит к человеку без долгих объяснений. Сибуми передает ощущение терпкой горечи бытия, простоту, мужественность, отказ от красивости, необработанность формы, изначальное несовершенство. Например, ценятся чашки для чайной церемонии, в которых ощущается первозданное естество глины, из которой она сделана, они могут быть похожи на раковины, на куски дерева, словно найденные на берегу моря. Человек, чайная чашка, меч, одежда, стихотворение, картина могут быть сибуй. В тексте сибуй может выражаться в недосказанности, отсутствии лишних, «красивых» слов. Сибуй воплощается через простоту, приближенность к природе, отсутствие «сделанности». Сибуми — это высшая мера красоты и похвалы красоте. Некоторые авторы определяют сибуми как «совершенство без усилий», как спокойствие, «простоту духа». Сибуми не нужно постигать, оно является само. Сибуми — это не понимание, а просто знание без усилий, это «красноречивое молчание». Один автор считал, что свободный полет птицы в воздухе может быть сибуми.  

Японская керамика — в подкасте «Зачем я это увидел?»

Как нелепые и кривоватые горшки стали национальной гордостью и символом страны? И какие идеи за ними стоят?

Японский бог посетил Москву – Газета Коммерсантъ № 37 (1681) от 10.03.1999

&nbspЯпонский бог посетил Москву
       Вчера в Музее кино завершилась ретроспектива Ясудзиро Одзу — режиссера, которому в Японии поклоняются как «богу кино» и ставят выше самого Куросавы. Если последний был избалован мировой славой, к Одзу известность за пределами страны пришла после смерти. Только совершив виртуальное кругосветное путешествие по странам Запада, Одзу наконец добрался и до России. Показ его 33 картин (всего их сохранилось 36 из 54, снятых режиссером) — первый и, по-видимому, последний в Москве.

       Фильмом, завершившим ретроспективу, стал биографический «Токио-Га» Вима Вендерса — одного из тех, кто поддерживает в Европе культ Одзу и считает его творчество воплощением святости в кино. Вендерс не одинок: Аки Каурисмяки называет его «Токийскую повесть» своей любимой картиной; по данных критических опросов и рейтингов она входит как минимум в десятку «лучших фильмов всех времен и народов».
       Каждый фильм Одзу поражает лаконизмом и глубиной то ли библейской, то ли буддистской притчи. Хотя эти фильмы напрочь лишены обычной для Запада и для России религиозной самоуверенности. По меткой характеристике Сигэхико Хасуми, соотечественника Одзу,— «это ни в коей мере не восхождение к небесам, а нечто исключительно земное, и именно поэтому они — чудо, которое вряд ли когда-либо повторится в истории кино».
       Вплоть до 1936 года Одзу сопротивлялся приходу звука и продолжал делать немые ленты: лиричные и не лишенные юмора экранные баллады о городских низах Токио — студентах, бродячих комедиантах, неудачливых клерках, мелких гангстерах и проститутках. Часто режиссер использует гэги и жанровые клише голливудских фильмов, но неузнаваемо трансформирует их, соединяя обычные семейные, социальные и любовные конфликты в невидимом, но мощно ощутимом «течении большой реки» — универсальном потоке жизни.
       Фильм 1934 года о встрече отца с выросшим внебрачным сыном Одзу называет «Повесть о плавучих травах». А картину 1951 года о распаде традиционной токийской семьи после замужества старшей дочери — «Пора созревания пшеницы». Есть в коллекции Одзу и «Вкус сайры», и «Вкус простой пищи», и «рефлексирующая» трилогия («Университет-то я закончил…», «Экзамены-то я провалил…», «Родиться-то я родился…»), и даже как будто бы назидательные «Шагай бодрее!» и «Мать надо любить». Описывая отношения родителей и детей, борьбу эгоизма с душевностью, Одзу никогда не впадает в нравоучительный пафос, сохраняет мудрость последовательного пессимизма и убежденность в том, что жизнь покоится на простых законах, а события в ней повторяются, как времена года.
       Этому убеждению соответствует и формальная пунктуация фильмов Одзу. В них нередко повторяются целые сцены и диалоги, как будто между ними, как между скобками, ничего существенного не произошло. Но удивительным образом это не рождает скуку. Одзу-кинематографист всегда узнаваем по его фирменной «нижней» точке съемки — что соответствует ракурсу взгляда японца, сидящего на полу за трапезой.
       Лейтмотив фильмов Одзу — самопознание человека, его попытка понять, счастлив ли он в своей заурядной жизни. Иногда у него возникает соблазн — мечта о более ярком, более сильном счастье. Но он вовремя останавливается, понимая, что не следует давать мечтам слишком большой разгон, лучше довольствоваться малым. «Сущность человеческого бытия,— говорил Одзу,— хоть и кажется мудреной, возможно, вопреки нашим представлениям, вовсе не такова». Эта сущность — одиночество, которое испытывает человек вопреки своему участию в потоке истории и в ручейке личной жизни. Одзу раньше и глубже, чем европейские режиссеры-шестидесятники, выразил драму этого одиночества, его стоическую печаль. Он умер холостяком в день своего шестидесятилетия, 12 декабря 1963 года. На его могиле начертан старый китайский иероглиф «му»: пустота, ничто.
       
       ЕЛЕНА Ъ-ПЛАХОВА

ИНАРИ — это… Что такое ИНАРИ?

Культура — Религия — Синто

Синто — японская национальная религия. Слово синто складывается из двух китайских иероглифов, первый из которых, син, используется также для написания японского слова ками («божество», или «сверхъестественное существо»), а второй, то, — для написания слова мити («путь»). Впервые оно появилось в исторической хронике Нихон сёки (720 г.) и относилось к религиозным обрядам, божествам и храмам. Только в конце XII в. слово это начало обозначать корпус религиозных доктрин.

Почитание ками шаг за шагом складывалось на заре японской истории, кристаллизировалось как императорская религиозная система в периоды Нара (710 — 794) и Хэйан (794 — 1185) и впоследствии находилось в постоянном взаимодействии с буддизмом и конфуцианством, которые были «импортированы» с азиатского континента. Это взаимодействие породило различные синкретические культы, сочетавшие почитание ками с религиями, перенесенными в страну извне. Однако в периоды Муромати (1333 — 1568) и Эдо (1600 — 1868) наблюдалось возрождение синто в качестве «древнего пути» и предпринимались попытки избавиться от каких бы то ни было иностранных влияний. «Очищенная» таким образом система стала государственной религией Японии в период Мэйдзи (1868 — 1912) и оставалась таковой вплоть до окончания Второй мировой войны. Власти даже объявили синто «надрелигией», обязательной для всех японцев, независимо от их вероисповедания. Но в 1945 г. синто лишили этого статуса, и оно вновь вернулось к положению одной из целого ряда форм религиозного культа.

Синто может рассматриваться как двусторонний феномен С одной стороны, оно представляет собой довольно слабо структурированный набор обычаев, убеждений и позиций, корни которых уходят в жизнь локальных сообществ. С другой стороны, на уровне императорской династии и государства оно является строго дефинированной и организованной религией. Два этих базисных аспекта, далеко не полностью отделенные друг от друга, отражают формообразующие черты японского национального характера, которые проявляются в социополитических структурах, равно как и в индивидуальной и коллективной психологии.

Уже данные раскопок, относящиеся к периоду Яёи (примерно 300 г. до н.э. — примерно 300 г. н .э.), свидетельствуют о наличии и постепенном усложнении форм религиозной жизни. Поливное земледелие требовало формирования устойчивых локальных сообществ, и одним из средств решения этой задачи явилось возникновение сельскохозяйственных обрядов, которые в дальнейшем стали играть важную роль в синто. Обнаруженные в погребениях того же периода чаши и кувшины для жертвоприношений в виде продуктов питания считаются особо важными в свете более поздней синтоистской практики, при которой именно такие жертвоприношения служат главной формой почитания.

А в период Кофун (примерно 300 г. н.э. — 710 г. н.э.), когда не только самый могущественный клан Ямато, но и менее крупные кланы (удзи) почитали своих собственных божеств (удзигами), в могилы вождей помещали мечи, драгоценные камни и зеркала, что наводит на мысль об опять — таки более позднем синтоистском мифе, касающемся трех священных императорских регалий. Период Кофун был отмечен и появлением святилищ Исэ и Идзумо, со временем превратившихся в главные символы имперской традиции синто. Перенесение на японскую почву конфуцианства способствовало оформлению таких концепций синто, как цуми («пакет» грехов, противостоящих жизненным силам) и кэгарэ (ритуальное загрязнение). Со временем эти концепции слились воедино (цумикэгарэ), обозначив все то, к чему питают отвращение синтоистские божества.

Трудно переоценить значение синто для подтверждения легитимности властных полномочий императора на основе увязки мифов, доктрин и ритуалов, зафиксированных, в частности, в Нихон сёки. Важность религиозной практики в системе государственного управления рицурё, сложившегося в результате реформ Тайка, доказывается верховенством (по крайней мере, формальным, если не практическим) Службы почитания синто (Дзингикан) над Великим государственным советом (Дадзёкан).

В конце IX в. ритуалы синто, относящиеся к императорской семье и ее кланам — сателлитам, были кодифицированы в собрании Дзёган гисики, а в начале X в. — в Энги сики. Таким образом «имперское» синто достигло статуса цельной религиозной системы со всеми необходимыми атрибутами.

Восприятие верхними социальными слоями буддизма не только форсировало процесс систематизации синтоистских традиций, но и дало толчок синкретизму, с предельной наглядностью проявившемуся в средневековье (середина XII — XVI вв.). Ключевую роль в эволюции взаимоотношений синто и буддизма сыграла теория хондзи суйдзяку, согласно которой японские ками являются воплощениями индийских божеств — их изначальных и вечных прототипов. Поэтому почитание ками должно было отождествляться с почитанием будд в их ипостаси японских божеств. Связи синтоистских божеств и будд (например, между верховной богиней синто Аматэрасу — о — миками и буддой Дайнити) устанавливались на уровне святилищ и храмов, которые создавали собственные обряды для конкретного синкретического пантеона.

Легенды, объяснявшие происхождение этих связей, а также описания обрядов фиксировались на свитках эмакимоно, использовавшихся в целях роста числа новообращенных. Наряду с этим между XIII и XIX вв. монахи и настоятели святилищ и храмов создали большое количество мифологически исторических и философских трактатов с различными толкованиями синкретизма. Период Эдо ознаменовался, однако, отходом синто от буддизма и восстановлением его контактов с нео — конфуцианством. Ученые школы Кокугаку на основе тщательного филологического исследования старинных текстов пытались по — новому оценить культуру и верования добуддийской Японии. Радзан Хаяси (1583 — 1657), выступая за гармонизацию синто и нео — конфуцианства, подчеркивал необходимость следования синто по «императорскому пути». Ансай Ямадзаки (1619 — 1682) провозглашал близость основных философских и этических аспектов синто к нео — конфуцианским и, исходя из этого, ратовал за нео — конфуцианское истолкование синтоистских мифов. Некоторые мыслители начальных десятилетий периода Эдо, не принадлежавшие к главным синтоистским школам, предлагали интерпретации традиций синто, приведшие в дальнейшем к возрождению его форм, лишенных буддийских обертонов.

XIX в. явился поворотным пунктом в истории синто : во — первых, несколько религиозных движений объединились создав так называемую Секту Синто ; во — вторых, синто рафинированно имперской традиции было возведено в ранг государственной религии, что придало реставрации Мэйдзи видимость возвращения к Эре богов. Власти восстановили систему национальных святилищ и Службу почитания синто. Правительство оказывало святилищам финансовую поддержку, синтоистским доктринам обучали в школах. С годами синто приобретало все более очевидную националистическую окраску.

После окончания Второй мировой войны государственное синто было запрещено. Синтоистские святилища утратили прежние привилегии, и преобладающее их большинство вошло в Дзиндзя хонтё (Ассоциация синтоистских святилищ). Идентификация имперского синто с национализмом сильно повредила его имиджу, хотя во многих отношениях истинная сущность этой религии, охранявшаяся лишь в провинциальных святилищах, имела мало общего с имперской традицией. В наши дни крутые экономические перемены и фундаментальные социальные сдвиги бросают синто исключительно серьезный вызов.

Синтоистская практика описывается в контексте священного пространства и священного времени. Древнейший вид священного пространства представлял собой четырехугольник, покрытый мелкими камешками, окруженный большими камнями и ограниченный веревкой, связывающей четыре угловых столба. В центре этого пространства находился либо камень (ивасака, или ивакура), либо столб, либо дерево (химороги). Ритуально очищенное пространство, куда вызывались ками, размещалось в середине священной рощи. Типичные святилища (дзиндзя) расположены обычно в верховьях рек у подножья гор. Они окружены забором (тамагаки), на входе стоят простые деревянные ворота (тории), к которым прикрепляется веревка (симэнава).

Священное время — это время мифов о происхождении богов и родной земли, равно как и время, в рамках которого указанное происхождение так или иначе отмечается. Ритуалы и церемонии проводятся в каждом святилище священнослужителями или периодически сменяющими друг друга группами членов локальной общины на сезонной или ежегодной основе. Каждое произносимое слово, каждый жест, каждое движение и каждая деталь обряда устанавливаются ныне для всех святилищ в специальном издании (Сайси китэй), публикуемым Дзиндзя хонтё.

Приношение богам продуктов питания — важнейший момент любой церемонии и празднества (мацури). Продукты, поступающие из морей, рек, равнин и гор, готовятся в кухне святилища (синсэндокоро) на специальном огне (кириби). Жертвуют богам не только вареные или жареные продукты (дзюкусэн), но и сырые (сэйсэн, или марумоно), а также живых птиц или рыб (икэниэ). При жертвоприношениях проводится различие между продуктами питания, которые боги будут поглощать (кёосинсэн), и продуктами, которые они будут обозревать (кёкансинсэн). Жертвоприношения могут выкладываться на специальные столики, подвешиваться, разбрасываться по земле, закапываться, погружаться в воду. В каждом крупном святилище разрабатывается свой порядок жертвоприношений и порядок подготовки продуктов. Следует отметить, что значительная часть церемонии восшествия на престол очередного императора состоит в подготовке и вкушении жертвенных продуктов питания.

Другой профилирующий синтоистский ритуал — очищение. Он тесно связан с мифологией и выступает в двух формах : мисоги — очищение от контактов со всем загрязняющим (болезни, смерть) и хараэ — восстановление надлежащего состояния после прегрешений посредством той или иной компенсации. Считается, что мисоги восходит к мифу о божестве Идзанаги — но — микото, который отправился за своей супругой Идзанами — но — микото в Страну Тьмы и, увидев там ее разлагающийся труп, вернулся на этот свет и очистил себя в ручье. Очищение его левого глаза привело к рождению богини солнца Аматэрасу, правого глаза — к появлению лунной богини Цукуёми — но — микото, а носа — к появлению неистового бога Сусаноо — но — микото. Хараэ, как полагают, восходит к мифу об этом последнем. Сусаноо, подобно разрушительному урагану, пронесся по дворцу своей сестры Аматэрасу и в качестве компенсации за это буйство должен пожертвовать огромное количество разнообразных товаров, сбрить бороду и срезать ногти. Ритуальные принадлежности, например, сложенные полоски бумаги (сидэ), которых привязывают к веревкам, воротам и священным деревьям, а также жертвоприношения в виде конопли, рами, соли и риса связаны с традицией хараэ, но и выполняют функцию мисоги — отсюда «объединяющий» очистительную практику термин мисогихараэ. Акцент на очищение проявляется в синто и в обычае наложения запретов (ими, или кэссай) на срок до тридцати дней, в течение которых необходимо избегать контактов со смертью, болезнями, менструирующими женщинами, калеками, воздерживаться от секса, потребления мяса и строго придерживаться правил приготовления пищи, купания, а также выбора одежды.

Фольклорная интерпретация образа бога риса Инари в японских легендах и преданиях

Библиографическое описание:

Садокова, А. Р. Фольклорная интерпретация образа бога риса Инари в японских легендах и преданиях / А. Р. Садокова. — Текст : непосредственный // Филология и лингвистика. — 2017. — № 1 (5). — С. 18-22. — URL: https://moluch.ru/th/6/archive/45/1844/ (дата обращения: 13.11.2021).



Значительная часть богов в традиционной японской религии синто, подразумевающей существование огромного числа богов, связана с продуцирующей магией, с урожаем риса. Главное место в этом «рисоводческом» пантеоне, несомненно, принадлежит богу Инари. Его иконография, как и у всех других синтоистских богов, никак не представлена, и понять, как он выглядит, невозможно.

Чтобы возместить отсутствие наглядного восприятия божества, в синтоизме широко используется такое понятие, как синтай (букв. «тело бога»). Речь идет о предметах природного происхождения, например, это может быть камень, пучок соломы или редька, которые выступают в роли «заместителя» божества. Этим предметам во время ритуалов и синтоистских праздников поклоняются как настоящему божеству. Но известны случаи, когда то ли в качестве «заместителя», то ли в качестве «посланника» значимого бога выступает определенное животное. Такая ситуация наблюдается в культе бога Инари, посланником и «заместителем» которого выступает лиса.

Но сначала несколько слов о месте бога Инари в синтоистском пантеоне. Считается, что имя этого божества берет свое начало от выражения «инэ нари», что буквально означает «ведать рисом». Таким образом, Инари изначально почитался как один из основных богов пищи и злаков. Он ведал пятью основными так называемыми «священными злаками» — рисом, пшеницей, чумизой, просом и бобами. А поскольку это исторически были основные сельскохозяйственные культуры Японии, бог Инари воспринимался не только как основной земледельческий бог, но и нередко сливался в представлении японцев с двумя другими божествами — Богом горы и Богом рисового поля. И трудно сказать, какое из трех божеств было основным, а какие два были его ипостасями.

Правда, в отличие от Бога горы и Бога рисового поля, Инари имел некую устойчивую «материализацию» в виде лисы. Вопрос о том, почему именно лиса стала восприниматься как посланник или ипостась бога Инари среди японских ученых до сих пор является дискуссионным.

Так, известный этнограф Хигути Киёюки считает, что, как и в случае с именем бога Инари, произошло фонетическое переосмысление слова «лисица», которое по-японски звучит «кицунэ». Его рассуждения выглядят следующим образом. Бог Инари относится к богам питания, а эти боги называются «микэцу-но ками» и могут записываться иероглифами со значением «Бог трех лисиц». При этом общее название алкоголя может звучать как «мики», а еды — «кэцу». «Нэ» — в данном случае показатель женского рода, что-то типа «сестричка». То есть все эти слова — «микки», «микэцу», «кэцу», «кэцунэ» фонетически близки, и это породило связь между богом питания и лисой [4, с. 67]. В этой связи от себя можно добавить, что в некоторых районах Японии до сих пор лису называют «кэцунэ», что также напоминает слова «еда».

Другой японский исследователь — Норитакэ Кандзаки так описывает появление связи между богом Инари и лисой: «Существует поверье, что лиса — это божество злаковых культур. Образ лисы, которая считается божеством злаков, можно встретить в мифологии по всему миру. Люди верят, что хвост лисы похож на пучок рисовых колосьев» [2, с. 104].

Так или иначе, но в сознании японцев уже много столетий бог риса Инари ассоциируется с лисой. Сегодня синтоистских святилищ этого бога в Японии насчитывается более тридцати тысяч, и уже только этот факт позволяет говорить об особом отношении японцев к богу Инари и близости его храмов к дому каждого японца.

Эти святилища легко узнать — перед ними стоят красные ворота-тории. И зачастую не одни, а несколько подряд. Красный цвет издавна почитался в Японии как цвет-оберег. Считалось, что он отгоняет болезни и несчастья. Для покраски ворот использовалась киноварь, которая в древности в Японии даже наносилась на лицо с той же целью — уберечься от злых духов. Позднее на лицо ее наносить перестали, но традиционно красили ею ворота и здания на территории храма бога Инари. Эта традиция сохраняется и сегодня.

При входе в храмовый комплекс обязательно сидят лисы. Здесь следует пояснить, что при входе в любой синтоистский храм слева и справа сидят так называемые комаину — фантастические «собакольвы», стражи храма. Некоторые из них больше напоминают волков, другие — собак с лохматой гривой, третьи — не то собаку, не то дракона. Но при всем разнообразии, они все равно однотипны. Однако есть в Японии храмы, на страже которых сидят и другие животные: зайцы, обезьяны, олени, кабаны и прочие. Таких храмов по всей стране немного, а некоторые из животных сидят на страже только одного-единственного храма в Японии. К таким необычных стражам относится, конечно, и лиса, только с той разницей, что храмов, где вместо привычных «собакольвов»-комаину можно увидеть лису, очень много.

Обычно стражи-комаину располагаются на постаменте слева и справа от входа и имеют устрашающий вид. При этом у одного из них пасть открыта, а у другого закрыта. Это не случайность, а глубокая философская мысль. Тот, который сидит с открытой пастью, будто читает первый знак японской азбуки — «а», а тот, который сидит с закрытой пастью, будто читает последний знак азбуки — «ун», произносимый просто как короткое «н». То есть между ними как бы расположилась вся японская азбука, от начала и до конца, своего рода «от А до Я». А значит, весь мир, все мироздание, единение двух противоположных начал.

Лисы в храмах бога Инари также сидят с двух сторон от входа на храмовую территорию. Иногда они также имеют открытую и закрытую пасть, что означает то же, что и в случае с комаину. Однако есть и свои особенности. Нередко лисы держат в зубах колоски риса, ключ от амбара с зерном, свиток или шарик, воспринимаемый как чудесный камень — символ исполнения желаний. Представления о камне, исполняющем желания, который находится у лисы в храм бога Инари, получили особое распространение в эпоху Эдо (1603–1868). В это время стала бурно развиваться торговля и торговцы в основном потянулись в большие города из деревень. Как полагает исследователь Норитакэ Кандзаки, деревня в представлении японцев — это, прежде всего, горы и лес, то есть место обитания лис. Так постепенно лиса и бог Инари получили функцию покровителей торговли [2, с. 105]. За лисой прочно закрепилось умение даровать денежный доход, успех в делах и процветание в торговле. Некоторые даже усматривали схожесть лисьего хвоста и драгоценного камня, исполняющего желания и охраняющего от скверны [2, с. 105].

Думается, что такие представления основывались больше на магии цвета. Известно, что оранжевый или рыжий цвет почитался в странах Дальнего Востока как цвет золота и солнца, а значит, богатства, процветания, урожая. Не исключено, что благодаря именно рыжему цвету лисы, сформировался ее культ, как соратницы или ипостаси бога урожая, торговли, достатка. Но как бы то ни было, этот образ оказался чрезвычайно стойким. И сегодня японцы с удовольствием покупают и хранят дома маски лисы из папье-маше, ставят керамических лис на домашний алтарь, отправляются всей семьей в храм, когда отмечается праздник бога Инари, чтобы попросить у него процветания в делах.

Однако было бы неверно говорить об образе лисы в традиционной японской культуре только со знаком «плюс». Дело в том, что отношение к лисе было все-таки не столь однозначным. В свое время из Китая в средневековую японскую литературу, а еще больше в фольклор, проникли истории о лисах-оборотнях. В самом Китае культ лисы существовал издавна, и нашел свое художественное воплощение в многочисленных сказках, легендах и даже произведениях художественной литературы. Первоначально лиса-оборотень считалась исключительно демонической силой. Она могла принимать человеческий облик, приближаться к людям и даже жить среди них, насылая порчу и болезнь. Распознать в человеке лису мог часто только ученый-даос, хотя оборотень нередко стремился принять и его облик. Однако позднее лиса стала восприниматься как существо, получающее удовольствие от обмана, жадное до мороки и не приносящее необоснованного вреда. Именно в таком виде образ лисы-кицунэ проник в японский фольклор, где был значительно переработан, приобретя при этом особый национальный колорит.

В японском фольклоре, как и в китайском, главной особенностью лисы считалось ее умение принимать человеческий облик и превращаться в молоденькую девушку. Она могла выдать себя за члена семьи людей, и потому помогать своим человеческим «родственникам» и не причинявшим ей зла людям. При этом она могла наслать напасти на противящегося ей человека. А еще лиса могла вступить в любовную связь с человеком. От этой связи рождались человеческие дети, которых лиса любила и старалась воспитывать, а также оберегала и наставляла своего возлюбленного.

Последний из упомянутых мотивов можно считать типичным для японской народной традиции. Так, например, широко известен сюжет о преданной жене и любящей матери по имени Кудзоноха — «Листок плюща», бытовавший во множестве вариантов. Это история о лисице, принявшей облик юной жены знатного придворного (или воина), чтобы тот не так тосковал в разлуке с настоящей Кудзоноха. От их союза родился мальчик. В зависимости от версии — бесстрашный воин или известный ученый, но в любом случае, человек необыкновенных талантов и мудрости, которому уготована исключительная судьба. Согласно одной из них, лисица Кудзоноха была матерью реальной исторической личности — ученого-астронома Абэ Сэймэй (ум. 1005 г.). Однако спустя время появляется настоящая жена придворного, и жене-лисице ничего не остается, как покинуть своего возлюбленного и оставить сына на воспитание отцу и приемной матери. Мать-лиса, правда, не оставляет своего сына совсем, а, встречаясь с ним, учит того разным искусствам и одаривает волшебными предметами.

Главной же особенностью японских народных повествований о лисах можно считать огромное количество комичных ситуаций, в которых оказываются как люди, так и сами лисы, а также создание лисами невероятных по масштабу галлюцинаций, способных сбить с толку кого угодно.

Как и в китайской традиции, японские лисы любят превращаться в молоденьких девушек, однако, зачастую, их цель — не вступить в связь с человеком, а исключительно сиюминутная выгода: чтоб подвезли на лошади, чтоб удалось стащить рыбки и полакомиться вдоволь, а то и просто, чтобы подурачить запоздалого путника. Особенно достается от лис тем, кто словом или поступком позволил себе усомниться в лисьей силе или заявил во всеуслышание, что может справиться с лисой. В таких случаях лисы сами идут на контакт с человеком, неизменно доказывая свое мастерство. К примеру, в сказке «Лисий лес» (в русском переводе — «Смельчак Гон и старая лиса») лисы даже собрались на совет, чтобы решить, как избавиться от возвестившего о своем намерении расправиться с ними Смельчака Гона. Правда, сделать это оказалось несложно. Увидев на дороге красивую девушку, Гон сразу же признал в ней дочь богатого торговца и повез в город, где получил богатые подарки. Только потом увидел он, что во всех свертках и коробочках был насыпан лошадиный навоз, а рыба из его корзины пропала — так лисы позабавились и без труда обманули его [3, с. 193–195].

Японские лисы — большие мастера превращаться и в родственников своих «жертв». Однако, как правило, домочадцы быстро обнаруживают подлог, и лиса оказывается пленницей людей. Правда, финал подобного рода историй в большинстве случаев благополучный — лису отпускают, взяв с нее слово больше не появляться в этих местах. Так, в сказке «Сам знаю» лисица, обидевшись на старика, который был подслеповат на левый глаз, за то, что он прогнал ее, пригревшуюся на солнышке, с дороги, приняла облик самого старика и отправилась к нему домой морочить старуху. Комичность ситуации заключалась в том, что лисица смотрела на дороге старику глаза в глаза и не поняла, что тот был подслеповат на левый глаз, и превратилась в старика, подслеповатого на правый. Благодаря этому старуха догадалась, что перед ней оборотень и сама наказала незадачливую лису [3, с. 53–55].

Не менее удивительны были превращения лисы и в буддийского монаха. Притом апогеем мороки такого рода было пострижение жертвы в монахи за совершенное якобы преступление — во имя искупления греха, и следовавшее из этого обривание головы. Финал таких историй всегда одинаков: герой, внезапно очнувшись, обнаруживает, что сидит один посередине леса, а вокруг нет никого из тех, с кем он только что беседовал — в зависимости от сюжета — ни многолюдной толпы, ни старика со старухой, ни буддийского монаха, ни даже деревни, где все это происходило. Решив, что ему просто приснился странный сон, он хватается за голову, а она-то и в самом деле оказывается бритой [3, с. 75–78].

Талант лисы в деле мороки людей поистине неисчерпаем. Создаваемые ею галлюцинации носят не только театрализованный характер, но и весьма романтичны и эстетичны. Так, например, разыгрывая жадного старика, лиса заставляет его увидеть целое поле роскошных хризантем, расцветших весной. Жадность безгранична, и старик бросается рвать их охапками, чтобы поскорее продать — ведь весенних хризантем никто никогда еще не видел, а осенними никого не удивишь. Другая лиса, зная страсть одной доброй старушки посещать всевозможные праздники, разыграла перед ней темным вечером на горном перевале настоящий спектакль. И старушка поверила, что была в театре и видела печальную пьесу о любви воина-самурая и белой лисы [3, с. 217–219; 132–134].

Однако, несмотря на то, что японский фольклор всегда относился к лисе-оборотню скорее снисходительно, чем настороженно, в быту прочно укрепилось представление о том, что с лисой лучше на дороге не встречаться, а если уж это случилось — не давать ей повода рассердиться. Существовало также и несколько способов избавления от лисьей мороки. Самыми действенными считались прочтение буддийской молитвы или посыпание солью. Соль следовало сыпать вокруг обмороченного, приговаривая: «Уходи, оборотень, прочь!». Удостовериться, оборотень это или нет, можно было с помощью огня. Если огонь подносили слишком близко, лиса тут же принимала свой истинный облик. То же самое случалось с ней и в глубоком сне.

И все же демонологический аспект больше характерен для народных повествований, в которых действуют лисицы, а не непосредственно бог Инари. Те же народные легенды и предания, в которых появляется бог Инари, больше связаны с чудом и всякими удивительными событиями. При этом нельзя не отметить, что большинство этих легенд имеет узколокальный регион бытования, они привязаны к конкретному храму и его повседневной истории. Но именно в этих легендах образ общеяпонского бога риса Инари получил особую фольклорную интерпретацию, став при этом чрезвычайно близким жителям этой местности. Храмы, которые сохранили эти локальные легенды, не относятся к числу самых посещаемых или известных храмов Японии. Иногда это просто небольшие кумирни в отдаленном районе небольшого городка. Они посвящены богу Инари, хотя и не всегда понятно, почему эта локальная история оказалась привязанной именно к образу бога Инари.

Так, например, в окрестностях г. Кавагоэ до сих пор известно несколько легенд такого рода. Одна из них связана с небольшим синтоистским святилищем, которое находится около самого большого буддийского храма этого города — храма Китаин. Это история о чуде, которое произошло с настоятелем храма, который однажды взмыл в небо, превратившись в летающего демона-тэнгу. Маленький служка, которого звали Самми, в это время готовил настоятелю суп-мисо, взбивая бобовую пасту деревянным пестом в ступке. Увидев полет настоятеля, он, подивившись, тоже решил взмыть в небо. Отбросив в сторону пест и ступку, он взял длинную метлу, забрался на огромное дерево-криптомерию и, сев на метлу, спрыгнул вниз. И погиб. Опечаленный настоятель построил в память служки по имени Самми небольшой храм, который получил название «Самми-инари» [1, с. 10]. Как видно, эта история, повествующая о возникновении конкретного храма, который существует и поныне, не дает никакого ответа на вопрос, почему служка приобрел статус божества Инари. Этот факт приходится принимать без пояснений. При этом любой вариант этой легенды обязательно заканчивается объяснением, почему в этом храме, а также в буддийском храме Китаин, на территории которого находится маленький синтоистский храм в честь служки, существует ряд неукоснительно выполняемых запретов. Так в этих местах строго запрещается ставить рядом метлу, ступку и деревянный пест. А еще нельзя ставить метлу на деревянную палку. Такую метлу называют «сакаса хооки», т. е. «метла вверх тормашками». Считается, то если нарушить запрет, несчастья не миновать [1, с. 10]. Очевидно, что основным в этой легенде становится объяснение появление запрета, а связь служки и божества Инари второстепенна. Она лишь еще раз указывает на значение бога Инари как самого близкого людям божества, по принципу — раз уж называть храм, так в честь бога Инари.

В другом небольшом храме в окрестностях г. Кавагоэ присутствие бога Инари более очевидно, хотя и тоже весьма опосредовано. Главное — это объяснение, почему в этом храме стали почитать борцов сумо и покровительствовать им. Сама легенда сводится к тому, что когда-то настоятель храма бога Хатимана познакомился со знатным самураем по имени Мимбу, который однажды пришел в гости к настоятелю со своим слугой. Этот слуга выразил желание помериться силой в борьбе сумо с монахом этого храма. Они боролись долго, но слуга каждый раз выходил победителем. Утром настоятель вышел во двор и нашел там несколько клочков лисьей шерсти — белой и рыжей. Тогда он понял, что это сам бог Инари явился к нему в виде самурая Мимбу и его слуги.

В честь Инари настоятель построил небольшой храм прямо по соседству с храмом, где сам служил. Вскоре местные жители стали называть новый храм «Сумо-Инари» или «Мимбу-Инари». Считалось также, что бог Инари этого храма залечивает синяки и ссадины, а также помогает победить в спорте и в борьбе с жизненными невзгодами [1, с. 50].

Не менее интересна и история о том, как бог Инари явился к доброму торговцу рыбой во сне, чтобы предупредить того о несчастье в случае поездки на базар. Как и бывает в легендах такого рода, торговец стал еще больше прославлять бога Инари и ходить в маленький местный храм, посвященный ему. Благодаря этому торговец разбогател — бог Инари не оставил незамеченным его старание. Но и храм Инари, известный сегодня как Кубо-Инари-дзиндзя, тоже стал процветать, потому что люди со всей округи стали приходить туда, убедившись в большой силе и значимости божества [1, с. 48].

Как видно, фольклорные интерпретации образа бога риса Инари отличаются сложностью и многогранностью. Инари — это и бог урожая и процветания, и локальный божок, от которого ждут решения самых простых бытовых проблем. Очевидно также, что фольклорные интерпретации образа этого божества дают огромный материал для фольклорной ономастики, объясняя через старинные легенды появление названий доныне существующих синтоистских святилищ. Иногда эти легенды не очень логичны и запутаны, но они показывают всю многогранность и неординарность образа этого божества в японской народной культуре.

При этом бог Инари тесно связан с лисами, так как имеет воплощение в виде лисы и всячески пользуется своим умением перевоплощаться. Однако лиса в японской культуре, вслед за китайской культурой, издавна воспринималась как демонологический персонаж. Но перевоплощение Инари не понималось японцами как проявление демонического начала. В представлении японцев наблюдалось, с одной стороны, абсолютное единение образов Инари и лисы, а, с другой стороны, их четкое разделение. Можно сказать, что именно такое смешение фольклорно-религиозных представлений и есть основа народной культуры Японии, которая сохраняется и сегодня практически в неизменном виде.

Литература:

1. Кавагоэ-но дэнсэцу (Легенды Кавагоэ). Кавагоэ, 2000. — 152 с.
2. Кандзаки Норитакэ. Кайун. Энги ёмихон (Поворот судьбы к лучшему. Книга о [благопожелательных символах] энги). Токио, 2000. — 223 с.
3. Поле заколдованных хризантем. Японские народные сказки. Пер. с япон. А. Садоковой, Н. Фельдман, обраб. Н. Ходза. М.: «Искона», 1994. — 240 с.
4. Хигути Киёюки. Нихондзин то мацури (Японцы и праздники). Токио, 1978. — 202 с.

Основные термины (генерируются автоматически): бог Инари, лис, храм, Япония, инари, легенда, небольшой храм, представление японцев, японский фольклор, буддийский монах.

Заказать суши-сет Японский Бог Доставка Астана

Заказать суши-сет Японский Бог Доставка Астана. Сеты – хорошая кандидатура порционному заказу роллов или суши на компанию. Заказать аппетитный суши-сет предлагает команда Чили гриль. Повара компонуют уникальные наборы таковым образом, чтоб можно было испытать различные виды блюда японской кухни.

Заказать суши-сет Японский Бог Доставка Астана. Само слово «Set» уже отчуждает объяснение своим переводом, а трактуется оно как набор. То имеется перед сетом в японской кухне понимают набор из роллов и суши различного размера. Чем более вес комплекта, тем выгоднее его покупка в сопоставлении с самостоятельной компоновкой такового же по объемам заказа.
Основное особенностью сетов считается возможность попасть большой компании. Как теснее говорилось, заказ состоит из суши и роллов различных видов – от традиционных нигири и гункан-маков по современных роллов типа Филадельфия.
Сообразно весу порции еще разнятся: наборы весят от 700 до 1800 гр, потому испытать кушаньем успеют все. К тому же японская кухня хоть и не калорийна, однако довольно сытна. Суши-сеты с доставкой стоят дешево, несмотря на собственные размеры и вкусовое разнообразие.

Заказать суши-сет Японский Бог Доставка Астана. Доставка еды на дом — шикарная вероятность увеличить кулинарные горизонты. Тем более что каждого ожидают интересные бонусы: оставьте фотоотзыв и берите суши в презент. Берегите более с накопительной бонусной картой: много заказывать — выгодно! А ежели вы не прочь походить и самостоятельно забрать заказ, то берите скидку 10%.
При заказе произнесите оператору, что вы поделились ссылкой и он сделает вам скидку 5%.

Заказать суши-сет Японский Бог Доставка Астана. Мы все обожаем вкусно перекусить, однако что делать, когда времени и сил на готовку просто никак не осталось? В этом случае на помощь Вам придет Чили гриль бар — бесплатная доставка пищи в Астане. Благодаря нашему сайту Вы сможете не волноваться о том, что приготовить на завтрак, обед или ужин, а еще освободить себя от похода в магазин за продуктами, так как у нас Вы сможете заказать полностью все, что душе угодно!

Смотрите также

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог Астана Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог Астана Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог на дом Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог на дом Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог круглосуточно Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог круглосуточно Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог отзывы Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог отзывы Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог цена Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог цена Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог город Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог город Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог — Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог — Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог скидка Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог скидка Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог Доставка Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог Доставка Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

• 
  Заказать суши-сет Японский Бог 24/7 Астана

  Заказать суши-сет Японский Бог 24/7 Астана. Служба доставки нашего ресторана действует круглосуточно, так что огромные фирмы никак не останутся голодными ни в офисе, ни на гулкой вечеринке дома.

Укэмоти | Мифы и фольклор Вики

Укэ Моти / Укэмоти

Nihongo
(японский)

保 食神

Укэ Моти или Укэмоти (保 食神, что означает «Богиня, владеющая едой» или «Богиня, которая защищает / сохраняет еду») — японская богиня еды, о которой говорится в Нихон Сёки и Кодзики, и ей поклоняются во внешней части святилища Аматэрасу, святилище Исэ. ^{[1] [2]} Поскольку еда имеет решающее значение для выживания, она также считается богиней, которая поддерживает жизнь и обеспечивает изобилие в целом, и ее владения часто включают одежду и кров.

Ее также называют Ōgetsu-hime (大 宜 都比 売 神) или Toyouke kami (божество еды, одежды и жилья), и ее часто соотносят с той же богиней, что и . Инари Оками (稲 荷 大 神). ^[3] В других легендах она — жена Инари, а не сама Инари.

Мифы и легенды []

Праздник []

Цукуёми посетил царство смертных, и, чтобы поприветствовать его, Уке Моти устроил для него пир.Однако, в отличие от обычного пира, ее приготовления были необычными, поскольку все продукты были созданы и изгнаны из ее тела. В порыве отвращения от этого зрелища Цукуёми убил Уке Моти своим мечом.

Различные продукты были созданы, когда она брала их из разных частей тела, а также в зависимости от того, с чем она сталкивалась:

• Изо рта ее вырвало рыб, , глядя на океан, охотничьих животных, («дичь»), глядя на лес, и риса, , глядя на рисовое поле.
• Из носа и прямой кишки были извлечены дополнительные продукты, но, как правило, не известно, какие это были продукты.
• Даже после смерти ее труп продолжал давать пищу; ее голова произвела лошадей и волов , из ее бровей вышло шелкопрядов, из ее лба вышло проса , из ее живота вышло риса , а из ее гениталий произошло пшеницы и бобов . ^[4]

Последствия []

Поскольку Цукуёми убила эту богиню, это разозлило Аматэрасу, и она решила назвать его злым духом и отделиться от него, создав разделение между днем ​​и ночью.Затем она отправила посланника, чтобы увидеть тело Уке Моти, который нашел все, что было создано, и вернул их на небеса. Увидев пищу и существ, Аматэрасу заявил, что это позволит человечеству жить и процветать, тем самым оправдывая их и Уке Моти. ^[5]

В некоторых легендах после ее смерти Цукуёми обнаруживает, что пищу и существ, созданных Уке Моти, нельзя уничтожить, и вместо этого он дает им новую жизнь и цель. Ответственность и власть над ними были переданы Инари Оками.

Современные изображения []

Телевидение []

Видеоигры []

• Она появляется как антагонист и серия монстров в ролевой игре «Food Fantasy».

Галерея []

Список литературы []

Укэмоти | Мифы и фольклор Вики

Укэ Моти / Укэмоти

Nihongo
(японский)

保 食神

Укэ Моти или Укэмоти (保 食神, что означает «Богиня, владеющая едой» или «Богиня, которая защищает / сохраняет еду») — японская богиня еды, о которой говорится в Нихон Сёки и Кодзики, и ей поклоняются во внешней части святилища Аматэрасу, святилище Исэ. ^{[1] [2]} Поскольку еда имеет решающее значение для выживания, она также считается богиней, которая поддерживает жизнь и обеспечивает изобилие в целом, и ее владения часто включают одежду и кров.

Ее также называют Ōgetsu-hime (大 宜 都比 売 神) или Toyouke kami (божество еды, одежды и жилья), и ее часто соотносят с той же богиней, что и . Инари Оками (稲 荷 大 神). ^[3] В других легендах она — жена Инари, а не сама Инари.

Мифы и легенды []

Праздник []

Цукуёми посетил царство смертных, и, чтобы поприветствовать его, Уке Моти устроил для него пир. Однако, в отличие от обычного пира, ее приготовления были необычными, поскольку все продукты были созданы и изгнаны из ее тела. В порыве отвращения от этого зрелища Цукуёми убил Уке Моти своим мечом.

Различные продукты были созданы, когда она брала их из разных частей тела, а также в зависимости от того, с чем она сталкивалась:

• Изо рта ее вырвало рыб, , глядя на океан, охотничьих животных, («дичь»), глядя на лес, и риса, , глядя на рисовое поле.
• Из носа и прямой кишки были извлечены дополнительные продукты, но, как правило, не известно, какие это были продукты.
• Даже после смерти ее труп продолжал давать пищу; ее голова произвела лошадей и волов , из ее бровей вышло шелкопрядов, из ее лба вышло проса , из ее живота вышло риса , а из ее гениталий произошло пшеницы и бобов . ^[4]

Последствия []

Поскольку Цукуёми убила эту богиню, это разозлило Аматэрасу, и она решила назвать его злым духом и отделиться от него, создав разделение между днем ​​и ночью.Затем она отправила посланника, чтобы увидеть тело Уке Моти, который нашел все, что было создано, и вернул их на небеса. Увидев пищу и существ, Аматэрасу заявил, что это позволит человечеству жить и процветать, тем самым оправдывая их и Уке Моти. ^[5]

В некоторых легендах после ее смерти Цукуёми обнаруживает, что пищу и существ, созданных Уке Моти, нельзя уничтожить, и вместо этого он дает им новую жизнь и цель. Ответственность и власть над ними были переданы Инари Оками.

Современные изображения []

Телевидение []

Видеоигры []

• Она появляется как антагонист и серия монстров в ролевой игре «Food Fantasy».

Галерея []

Список литературы []

отсутствует

Вернуться к фото от А до Я
Словарь японского буддизма

ПРИМЕЧАНИЕ
Используйте поле поиска ниже
для поиска файла, в противном случае нажмите кнопку
Onmark Productions над
, чтобы вернуться на нашу домашнюю страницу, или нажмите кнопку
Словарь фотографий от А до Я, чтобы вернуться к
наш словарь японских буддийских божеств.

отсутствует

Вернуться к фото от А до Я
Словарь японского буддизма

ПРИМЕЧАНИЕ
Используйте поле поиска ниже
для поиска файла, в противном случае нажмите кнопку
Onmark Productions над
, чтобы вернуться на нашу домашнюю страницу, или нажмите кнопку
Словарь фотографий от А до Я, чтобы вернуться к
наш словарь японских буддийских божеств.

отсутствует

Вернуться к фото от А до Я
Словарь японского буддизма

ПРИМЕЧАНИЕ
Используйте поле поиска ниже
для поиска файла, в противном случае нажмите кнопку
Onmark Productions над
, чтобы вернуться на нашу домашнюю страницу, или нажмите кнопку
Словарь фотографий от А до Я, чтобы вернуться к
наш словарь японских буддийских божеств.

Цукуёми — Мифопедия

Цукуёми (月 読) — японский бог луны и отчужденный муж богини солнца Аматэрасу. Гордое, но жестокое божество, его убийство Уке Моти и последующая разлука с женой были истоками дня и ночи.

Цукуёми-но-Микото — японский бог луны, гордое божество порядка и красоты. Раздельный муж богини солнца Аматэрасу, Цукуёми проводит вечность, преследуя ее по небу.

Этимология

Цукуёми, иногда называемый Цукуёми-но-Микото (великий бог Цукуёми), на кандзи переводится как 月 読 尊 или просто 月 読. Это название напрямую переводится как «лунное чтение», популярная практика в благородных дворах до современной Японии, где вечеринки не спали всю ночь, глядя на луну и читая стихи. Альтернативное чтение кандзи: цукуё, , лунный свет, и миль, , наблюдение. Иногда его называют Цукуёми Отоко (月 讀 壮士) или Цукухито Отоко (月 人 壮士), что означает «человек, читающий луну».”

Атрибуты

Цукуёми очень похож на свою жену Аматэрасу. Красивый и безмятежный, он верит в порядок и этикет и соблюдает их всякий раз, когда может. Его соблюдение таких идеалов доходит до того, что он готов убивать, чтобы поддерживать порядок, несмотря на то, что самоубийство является нарушением этикета в небесном суде. Таким образом, в строгом соблюдении этикета Цукуёми есть ирония: чтобы обеспечить его соблюдение, он готов его нарушить.

Хотя луна часто считается красивой и достойной внимания, сам Цукуёми считается отрицательной фигурой в синтоистском и японском фольклоре.Однако это не мешает ему иметь святыни, такие как один в Мацуноо-тайся в Киото.

Семья

Цукуёми и его братья и сестры Аматэрасу и Сусаноо были рождены в результате ритуала очищения, которому Идзанаги подвергся после своих испытаний в Ёми. Цукуёми женился на своей сестре Аматэрасу, хотя неясно, является ли он отцом ее детей. Согласно некоторым интерпретациям, Цукуёми может быть праотцом японской императорской семьи; однако это не распространенное мнение.

Мифология

Появления Цукуёми в японской мифологии краткие, но важные.

Истоки

Изанаги, не сумевший вернуть свою жену из Йоми, Страны Мертвых, поместил у входа валун, чтобы предотвратить ее побег. Пропитанный нечистотами Ёми, Изанаги стремился очиститься на близлежащем горячем источнике. Когда он промыл глаза и нос, родились три ками : Аматэрасу из его левого глаза, Цукуёми из правого и Сусаноо из его носа.Идзанаги назвал этих трех богов одними из самых важных из ками и постановил, что они будут править Небесами.

Вместе братья и сестры поднялись на Небесный Столп и правили Небесами. Цукуёми женился на своей сестре Аматэрасу и правил как ее супруг.

Смерть Уке Моти

Уке Моти, богиня еды, устроила большой пир. Хотя она была приглашена, Аматэрасу не смогла присутствовать и поэтому послала своего супруга, Цукуёми, вместо нее. Он наблюдал, как Уке Моти начала устраивать пир, но обнаружил, что ее методы были невероятно отталкивающими.Она выплевывает рыбу, рис и оленей изо рта, прежде чем вытащить еду из других отверстий. Цукуёми был так напуган ее действиями, что убил ее тут же.

Когда весть дошла до Аматэрасу, она пришла в ужас и назвала своего мужа злым ками , недостойным возвращения на Небеса. Это разделение Цукуёми и Аматэрасу было источником дня и ночи. Целую вечность Цукуёми будет продолжать преследовать Аматэрасу по ночному небу, так и не дотянувшись до нее; даже во время затмения солнце будет убегать от луны.

Другая мифология

Как редкий лунный бог в мире, полном лунных богинь, Цукуёми относительно уникален. Хотя его положение в мифологии не совсем уникально — египтянин Хонсю, скандинавский мани, индус Чандра и китаец Цзе Линь являются его ровесниками, — выдающееся положение Цукуёми как бывшего короля-супруга небес не имеет себе равных.

Поп-культура

Цукуёми появляется в массовой культуре в нескольких формах, в том числе:

• В Наруто , где Цукуёми — мощная техника, используемая обладателями Шарингана, в отличие от техники Аматэрасу;

• В Final Fantasy XIV , где Цукуёми, как ни странно, играет роль главного женского босса;

• В Chou Super Robot Wars , где Цукуёми является одновременно божеством и мехом, созданным прихожанами Цукуёми;

• Как название аниме, Tsukuyomi: Moon Phase. Хотя шоу названо в честь Цукуёми, на самом деле оно не имеет к нему никакого отношения.

Список литературы

Библиография

1. Оно, Сокио. Синто: Путь Ками . Перевод Уильяма Вударда. Ратленд: Charles E. Tuttle Company, 1962.

2. Чемберлен, Зал Василия Блаженного, пер. Кодзики . 1919. По состоянию на 30 июля 2019 г., https://www.sacred-texts.com/shi/kj/index.htm.

Цитата

Об авторе

Грегори Райт — писатель и историк, получивший степень М.Имеет степень бакалавра восточноазиатских исследований Техасского университета в Остине.

МОЧИ — синтоистская богиня кулинарии (японская мифология)

Жена Инари, она избегала готовить, как чумы. Однажды Цукиёми, бог Луны, пригласил себя на ужин.

Когда он высунул голову из-за кухонной двери, он был встревожен, обнаружив, что его хозяйка рвет на тарелку. Она планировала подать это на рисовой подушке с нежным гарниром из свежих какашек и бутылкой домашнего вина.И это было только первое блюдо.

Оскорбленный и оскорбленный, Цукиёми убил ее и выбежал из дома. Однако труп Уке-Моти продолжал распространять пищу, как неконтролируемый мешок для выращивания. Из каждого отверстия выливались ингредиенты для хлеба насущного, рисового пудинга, соевых бобов и многого другого. Даже включая лишнюю корову и других съедобных животных.

Слава ее растет, и сети ресторанов быстрого питания должны возносить вечные молитвы. Ее муж Инари — бог риса — до сих пор владеет концессией на распределение риса.Он чувствует, что в сложившихся обстоятельствах все обернулось к лучшему, поскольку ему больше не нужно сталкиваться с тем, что готовит его жена.

Имя: Укэ-Моти
Произношение: Скоро будет
Альтернативные названия: Укэмоти

Пол: Женский
Тип: Богиня
Праздник или праздник: В настоящее время неизвестно

Ответственный: Кулинария
Специализация: Кулинария, кухня

Хорошее / Зло Рейтинг: НЕЙТРАЛЬНО, может быть, все равно
Индекс популярности: 5647

Ссылка на эту страницу
Цитировать эту статью

Ссылка на эту страницу

HTML: чтобы создать ссылку на эту страницу, просто скопируйте и вставьте ссылку ниже в свой блог, веб-страницу или электронную почту.

УКЭ-МОЧИ — синтоистская богиня кулинарии (японская мифология)

BBCODE: для ссылки на эту страницу в поле сообщения или комментария на форуме просто скопируйте и вставьте приведенный ниже код ссылки:

[url = https: //www.godchecker.com/japanese-mythology/UKE-MOCHI/] УКЕ-МОЧИ — синтоистская богиня кулинарии (японская мифология) [/ url]

Цитируйте эту статью

Вот информация, которая вам нужна, чтобы процитировать эту страницу. Просто скопируйте текст в поле ниже.

Сондерс, Час, и Питер Дж. Аллен, ред. «УКЭ-МОЧИ (японская мифология)» Годчекер. Godchecker.com, 19 ноября 2018 г. Web. 13 ноября 2021 г.

Последний раз статья была отредактирована 19 ноября 2018 г. Роуэном Алленом.

Редакторы: Питер Дж. Аллен, Час Сондерс

Ссылки: Скоро в продаже.

Страница разрешений

Нас часто спрашивают о мифологических товарах. Продаем ли мы графические романы Уке-Моти, книги, видео или ролевые игры (РПГ)? Чтобы приобрести такие вкусности, мы предлагаем вам попробовать Amazon, Ebay или другие авторитетные интернет-магазины.